Поздравление Папе С Днем Рождения Сына 14 Летием

Родня и слуги, как правило, прекращали все веселье при появлении своего мрачного господина, однако все они, без исключения, питали глубокое уважение к нему и всегда могли рассчитывать на его выдержанный совет и конкретную помощь. Право слово, сложно сказать, что было бы с ним и каким бы он стал, если бы всю свою жизнь он прожил подле своего друга-императора, не зная боли падений и яда предательств. Он точно был бы более счастлив, но чтобы он сеял вокруг себя? Своим примером он демонстрировал, что порой не так страшно перейти эту границу между добром и злом и заглянуть в темную бездну греха, страшно эту границу и эту бездну не знать вовсе и на протяжении своей жизни так и оставаться, быть может, на неправедной стороне. Четверть века он, под разными предлогами, избегал мест, связанных с тягостными воспоминаниями, ни разу за это время его ноги не было на полях Маренго, и всеми кружными путями он избегал окрестностей замка Борго, а потому, услышав приказ императора, почувствовал необъяснимый ужас в своей душе, как будто круг его судьбы начал замыкаться. Он расторопно и со знанием дела собрал свой отряд численностью двести копий, и точно, в соответствии со своим планом, покинул Брешию, отправившись на юг, в сторону Кремоны. Город приветствовал его отряд, местный епископ радушно раскрыл свои объятия, а один из кремонских нотариев, у которого недавно родился сын, устроил в честь гостя и в честь своего сына праздничный ужин. Запеленатого хныкающего младенца даже принесли высокому гостю для благословения, и Гуго, окинув его спокойным, - ну да, скорее всего, равнодушным взором, - произнес несколько дежурных слов. Возможно, он что-нибудь добавил бы еще и был бы куда более эмоционален, если бы знал, что ему в этот день представили человека, благодаря летописям которого потомки узнают о событиях десятого века, происходивших в Италии. Ребенку, родившемуся в Кремоне, родители дали лангобардское имя Лиутпранд и в свое время ему суждено будет стать епископом этого города.

Веселый ужин не смог отвлечь Гуго от его дурных мыслей, а приказ Беренгария подгонял его войско вперед. Уже на следующий день Гуго покинул Кремону и взял направление на Фьоренцуолу. Ему пришла в голову мысль получить разрешение императора дожидаться его войск именно там, во Фьоренцуоле, которая находилась на полпути от замка Борго к Пьяченце, а поэтому не было особого смысла воинам Гуго дважды идти по одной и тоже дороге, туда и обратно. Довод веский, если не принимать в расчет, что за всем за этим скрывался безотчетный страх старого графа перед воспоминаниями, которые неминуемо начали бы грызть его совесть, как только взору бы его открылись стены Борго. Сразу после выхода из Кремоны отряд Гуго, уменьшившийся к тому времени за счет оставленного в городе гарнизона до полторы сотни копий, начал долгую и опасную переправу через По. Ширина реки здесь достигала почти трехсот метров, и Гуго должен был хвалить Небеса за то, что река давно завершила свой весенний разлив. Гуго достиг противоположного берега одним из первых. Отправив вперед несколько человек в разведку, ибо за рекой, сразу после небольшой песчаной отмели, коварно начинался достаточно густой лес, Гуго начал руководить оставшейся переправой. В этот момент Провидение, по всей видимости, приняло к сведению горячие мольбы графа Миланского и на свой манер согласилось не допустить Гуго к местам, которых он так страшился посетить. На южном берегу По вместе со своим командиром успело переправиться не более двух десятков его воинов, когда из прибрежного леска раздался резкий свист множества стрел. Двое слуг Гуго упали замертво, а ему самому визгливая стрела впилась в плечо. Выставив вперед свой массивный щит, он начал затравленно оглядываться, ища уцелевших в своем войске и призывая тех присоединиться к нему. Пять-шесть воинов с щитами наперевес сгрудились вокруг своего господина, остальные же или были сражены новой порцией стрел от нападавших, либо кинулись обратно в воды По. Что касается переправы, то там началась паника и неразбериха, некоторые поспешили прийти на помощь гибнущему сеньору, другие, особенно те, кто оставался еще вблизи левого берега, праздновали труса. По всей видимости, противник, напавший на них, уже давно поджидал добычу в этом леске и терпеливо наблюдал за ними, пока командир отряда не окажется на их берегу. Со стороны графа было смелым, но безрассудным шагом переправиться на правый берег одним из первых, но он никак не мог предполагать здесь засады. Разведка, посланная Гуго в лес скорее для порядка, нежели из-за действительных опасений графа, естественно, была легко и бесшумно ликвидирована, и Гуго даже не успел встревожиться ее отсутствием. Теперь же Гуго и его оставшаяся дружина, плотно сомкнув щиты, отступали к реке, а свист стрел над их головами продолжался.

Осторожно выглядывая из-за щита, Гуго видел, как на песчаную отмель густо высыпали вооруженные пешие люди и с воинственным кличем кинулись по направлению к ним. Свист стрел прекратился, но спустя несколько мгновений в щиты обороняющихся ударили первые мечи. К своему сеньору успели переправиться еще около десятка его смелых и самоотверженных слуг, так что схватка продолжалась достаточно долго, прежде чем нападавшие расправились с миланцами. Гуго, стоя по колено в воде, до последнего размахивал мечом, его сознание уже еле справлялось с приступами дурноты и слабости, вызванной от кровотечения из нескольких ран, нанесенных ему. Наконец, свой собственный и вновь бесцельный взмах мечом лишил его равновесия и он упал ничком в ледяные воды По. Сквозь туман, быстро заполняющий его сознание, он услышал крик: - Остановитесь! В следующие мгновения его энергично выдернули из воды и вынесли на берег. Кто-то склонился над ним, закрыв раненому солнечный свет. Гуго начал кричать ему в лицо, во всяком случае, ему казалось, что он кричит, но на самом деле губы его еле слышно шептали: - Священника! - Милостью и волею Господа, я Гвидолин, епископ священного города Пьяченцы. Немыслимым, невероятным усилием воли, Гуго открыл глаза и попытался сконцентрировать свое зрение на этой тени. - Помимо меня здесь нет иных служителей Церкви Господа нашего.

Вам придется довериться мне или предстать перед Господом нераскаявшимся!

Не медлите и ничего не бойтесь, священный елей находится при мне и вы получите виатикум . Как я грешен, Господи, что даже в эти минуты ты посылаешь мне врага моего! Господи, как страшусь я справедливого суда Твоего, ибо нет более тяжкого преступления, чем то, которое я совершил! - Любовь Господа к рабам своим есть любовь отца к своим детям.

Нет такого греха, который не простил бы нам Господь, видя искреннее раскаяние наше!

– спокойным тоном отвечал ему епископ, благоразумно и ответственно решивший не заострять свое внимание на слова Гуго о врагах.

- Все эти годы, тысячу раз за день, я каялся в грехах своих, но не находил в своей душе покоя и места, и чувствовал, что моя вина не искуплена. Все эти годы жертва греха моего приходила ко мне ночью после молитв моих и, простирая руки ко мне, укоряла меня в чудовищном, неслыханном злодеянии. Я, презренный слуга Господа и служитель Церкви его, отчетливо вижу это. Я верю сердечным словам вашим и молюсь за вас, сын мой, чтобы Господь отпустил вам грехи за чистое раскаяние ваше! Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся . Зрение, наконец, после очередного усилия воли, вернулось к умирающему.

Он увидел человека с паллием епископа на шее и успокоенно вздохнул: - Слушайте же, ваше преподобие, и найдите в себе силы для молитвы за меня, если сможете. Двадцать пять лет назад, в лесах Ивреи, во время охоты на кабана, я, польстившись на искушение дьявольское, на яд клеветы, влитый мне в уши со стороны слуг его, предательски убил своего друга, с которым вместе рос все предыдущие годы, ел из одного блюда и пользовался одной одеждой.

Я убил…… Епископ замер, склонившись над умирающим, так что капюшоном своим скрыл от стоявших вокруг воинов лицо Гуго. Он знал, что сейчас услышит, но его более интересовали подробности. - Я убил императора Ламберта, и вся моя жизнь была отравлена этим грехом, – еле слышно сказал Гуго и вдруг Поздравление С Днем Рождения Сына 10 Летием издал горький протяжный стон. - С вашими словами раскаяния, вашу душу покинул нечестивый, мы все отчетливо слышали это, – громко сказал епископ, поднимая глаза на своих слуг. Те хором подтвердили сказанное, почти все испуганно крестились. - Все эти годы я пытался успокоить свою растревоженную и падшую душу тем, что поступок мой был вызван горем и местью за смерть отца моего.

Но я чувствовал, что Господь не принимает оправданий моих, а в снах моих даже мой отец укорял меня и говорил мне, что я услышал змеиные слова наветников, но закрыл душу свою для слов Господа. Никогда, вы слышите, никогда, месть и зло не приведут душу вашу к добру и успокоению. - Кто же, следуя советам дьявола, затмил своими словами разум и душу вашу? - О смерти моего отца мне поведал монах Хатто, к которому меня привели герцог Альберих и сенатор Теофилакт, – прошептал Гуго.