Поздравление С 23 Февраля Мужчинам Прозами

Приставки — суффиксы, суффиксы — приставки… За окном замяукала кошка.

Приставки — суффиксы, суффиксы — приставки… Скучища! — Возьмите карандаши и подчёркивайте, — сказала Вера Евстигнеевна. Я взяла карандаш, поглядела на Люську и, вместо того чтобы подчёркивать, написала на промокашке: Здравствуйте высокая уважаемая Людмила Ивановна! Люська старательно выделяла в тетрадке суффиксы и приставки.

Вам пишет издалека ваша бывшая школьная подруга Людмила Семёновна. Люська покосилась на мою промокашку и снова принялась выделять приставки.

Он у вас сочиняет книжки для детей, потому что он у вас писатель.

Люська бросила беспокойный взгляд на мою промокашку. Он весь седой, и ходит с длинной бородой, и бьёт вас палкой, и мне вас ничуточки не жалко! Тут я прыснула, и Люська снова недовольно на меня покосилась. Вы толстая, как бочка, и худая, как скелет, и у вас спереди одного зуба нет. Мы живём от вас далеко, и по вас не скучаем, и никаких приставок и суффиксов не замечаем.

Это всё мура и ерунда, и не хочется нам этого учить никогда! — Та-а-ак… — услышала я вдруг за спиной и похолодела. Рядом со мной неизвестно откуда выросла фигура Веры Евстигнеевны! Весь класс занимается, а Синицына, как всегда, увлечена посторонним делом. Я уже успела скомкать промокашку, но рука Веры Евстигнеевны повелительно протянулась… Вера Евстигнеевна вынула промокашку из моей вспотевшей ладони и развернула её. Учительница разгладила промокашку и, слегка откинув назад голову, стала читать: — «Здравствуйте высокая уважаемая Людмила Ивановна. — Между прочим, перед обращением ставится запятая, — ледяным голосом сообщила Вера Евстигнеевна. — «…Вам пишет издалека ваша бывшая школьная подруга Людмила Семёновна…».

— «Привет с далёкого Севера!» — с невозмутимым лицом произнесла Вера Евстигнеевна. А Вера Евстигнеевна читала громко и отчётливо: — «Как поживают ваши детки Серёжа и Костя?

Она читала очень спокойно, только всё сильнее и сильнее откидывала назад голову, только брови её ползли выше и выше: — «…И его выгнали из института. Тут что-то непонятное… — Синдибобер, — тихо сказала я. — Синдибобер Филимондрович… И тут класс как будто взорвался.

Валька Длиннохвостова, которая сидела слева от меня, вся красная как рак, тоненько и пронзительно визжала. Иванов, выпучив глаза и раскрыв рот, катался по нарте. А толстый Бураков от смеха прямо повалился с парты, как мешок. В полной тишине учительница дочитала мою промокашку. Одна Длиннохвостова все ещё давилась смехом за соседней партой.

Я всегда подозревала, Синицына, что для тебя приставки и суффиксы «мура и ерунда». Сима Коростылёва с открытым ртом слушала каждое Поздравление С 23 Февраля Мужчинам Прозами Веры Евстигнеевны и переводила взгляд с меня на неё и обратно. — Выходит, я была права… Ну что же… Раз это так, раз учёба для тебя, по твоему собственному выражению, «мура и ерунда», придётся поступить с тобой, как с тем Серёжей, которого за плохую успеваемость выгнали из института, и освободить тебя от занятий в школе! Общий вздох, похожий на вздох ужаса, пронёсся по классу. Поздравление С 23 Февраля Мужчинам Прозами принимало серьёзный оборот… — Да, Синицына, я допустила ошибку. Я полагала, что ты стала учиться хуже потому, что тебе трудно, потому, что ты много болела и пропустила, а что же оказывается.

Оказывается, тебе просто «не хочется этого учить никогда»! Слёзы падали у меня из глаз и тихо стукались о яёрную крышку парты.

По крайней мере, не будешь отвлекать от занятий тех, кто учиться хочет. В частности, свою подругу, с которой ты могла бы брать пример! Такая, что отчётливо слышалось шлёпанье моих слёз о мокрую парту. — Вера Евстигнеевна, я больше не буду, — прошептала я.

— Передай своим родителям, пусть завтра придут в школу. Люська смотрела на меня вытаращенными от ужаса глазами.

— Это можешь оставить себе, — сказала Вера Евстигнеевна. Я сунула злополучную промокашку в портфель и медленно поплелась к дверям. Я взялась за ручку двери и медленно потянула её на себя… И вдруг за моей спиной в полной тишине грохнула крышка парты, и с места вскочил Коля Лыков. — послышался писклявый голос с последней парты, и я увидела, как над партой в дальнем углу класса повисла тощая фигура Ирки Мухиной, жуткой вредины и воображалы. И моя Люська, моя вредная Люська, кричала громче всех: — Вера Евстигнеевна, она больше не будет! Вера Евстигнеевна с каким-то удивлением глядела на класс. Она переводила взгляд с Иванова на Длиннохвостову, с Длиннохвостовой на Коростылёву, с Коростылёвой на Колю Лыкова, и на лице её проступало странное выражение. Как будто ей хотелось улыбнуться, но она изо всей силы сдерживалась, и делала строгое лицо, и хмурила брови… — Вот оно что! И даже ленивый By раков разжал толстые губы и басом произнёс: — Ну, а как же нежелание Синицыной учиться?

— Вера Евстигнеевна, — сказал он, — Синицына действительно учится неважно. Но обещаю вам как звеньевой, я сделаю всё, чтобы она стала учиться хорошо!

— Ну что же… Если ты мне это обещаешь… И потом, я не могу не считаться с мнением класса. Приставки и суффиксы я подчёркивала так, что чуть не продавила насквозь тетрадь. Вера Евстигнеевна собрала тетрадки, взяла классный журнал и пошла в учительскую. — «Ваш Костя умный и замечательный», — сказала Сима Коростылёва. — «И я в него влюбилась», — захихикала Валька Длиннохвостова. Злой, с седой бородой, дерётся палкой… Ой, не могу! Что она худая, как скелет, и у неё зуба спереди нет!

Это ещё не значит, что я об этом всему классу должна докладывать! Над нами важно проплывали толстые белые облака, а солнце светило изо всех сил, и макушка у меня стала горячая, как печка, — Коль, давай каждый день по Поздравлениям С 23 Февраля Мужчинам Прозами лазить! И обедать будем на дереве, и уроки учить, а в школу ходить не будем.

Вот ты вчера во дворе пела «Как провожают пароходы», а я сидел дома и слушал. Как провожают пароходы-ы, Совсем не так, как поезда-а-а… Я ужасно старалась.

Может быть, он думал о том, как станет лётчиком, когда вырастет. Вода, вода, — Кругом вода… И вдруг я услышала: — Эй, Люська, где ты? И во дворе станут дразнить «жених и невеста»… Иванов походил вокруг песочницы, поглядел по сторонам. — сказала Люська, — Сама отыщется… И потом, разве она умеет петь? Только и слышу со всех сторон: «Ах, какой у Синицыной голос!

» Да если хочешь знать, это я её всем песням научила! Это было такое враньё, что я чуть с дерева не свалилась.

— Ты даже не представляешь, как я с ней измучилась, пока я её научила петь «Как провожают пароходы». — Ну вот, я пошутила, а ты уж и поверил, — сказала она громким голосом. А арию Ленского в сто раз интересней петь, чем «Русское поле»!

— Вчера Сергей Фёдорович приехал, — сказала она всё так же громко. Сейчас надену своё синее платье, туфли надену новые — красные, с дырочками — и пойдём.

— Она пошла смотреть «Доктора Айболита», — сказала я. — И туфли у неё новые… Я посмотрела на свои потрескавшиеся сандалии.

Мой папа сколько хочешь таких арбузов может привезти… И груши… Мы спустились с лестницы и вышли во двор. Мне хотелось вытянуть руку и дотронуться до каждого клейкого зелёного листика. И пальцы слипнутся вместе — не отдерёшь друг от друга… Нет, не хотелось мне учить уроки. Куда-то спешили по нему облака, и ужасно громко чирикали на деревьях воробьи, и на лавочке грелась большая пушистая кошка, и было так хорошо, что весна! Я гуляла во дворе до вечера, а вечером мама с папой ушли в театр, и я, так и не сделав уроков, легла спать. Утро было тёмное, такое тёмное, что вставать мне совсем не хотелось. И кофе бывает вкусный, и мама не ворчит, и папа шутит. А когда утро такое, как сегодня, я одеваюсь еле-еле, мама меня подгоняет и злится.

А когда я завтракаю, папа делает мне замечания, что я криво сижу за столом. По дороге в школу я вспомнила, что не сделала ни одного урока, и от этого мне стало ещё хуже. Не глядя на Люську, я села за парту и вынула учебники.

Вера Евстигнеевна удивилась и поставила мне двойку. Тогда Вера Евстигнеевна пожалеет, что поставила мне двойку. А мама с папой будут плакать и всем говорить: «Ах, зачем мы сами ушли в театр, а её оставили совсем одну!». Я развернула узкую длинную бумажную ленточку и прочла: Не отчаивайся. Люська посмотрела на меня, потом на записку и гордо отвернулась. Наверное, он захотел со мной дружить, потому что я хорошая. Люська прочла записку и скривила губы: — Какой-то дурак написал! Стал бы он ни с того ни с сего мне записку посылать! Хорошо бы, этот ЯЛО-КВО-КЫЛ прямо сейчас же со мной подружился! Из класса вышел Павлик Иванов и сразу направился ко мне. Павлик подбежал ко мне и сказал: — Синицына, дай десять копеек. Я дала ему десять копеек, чтобы он поскорее отвязался. Павлик тут же побежал в буфет, а я осталась у окна. Мне показалось, что он как-то странно на меня взглядывает. Тут Бураков вынул из кармана яблоко и с хрустом откусил половину. — А оно горькое, — сказал Бураков и пошёл по коридору. Я презрительно посмотрела ему вслед и пошла в класс. Когда я вошла, они все уставились на меня и стали хихикать. Тут ко мне подскочил Павлик Иванов и зашептал в самое ухо: — Это я тебе написал записку.

Тогда Павлик захохотал как дурак и заорал на весь класс: — Ой, умора! И тут, не успела я оглянуться, как к нему подскочил Юрка Селиверстов и ударил этого болвана мокрой тряпкой Поздравление С 23 Февраля Всем Мужчинам С Юмором прямо по башке. Всем, всем, всем про неё скажу, как она записки получает! — И он выбежал из класса с дурацким криком: — Яло-кво-кыл! Юрка Селиверстов всунул голову в класс, посмотрел на меня, потом на Колю и, ничего не сказав, ушёл. — Коль, скажи, пожалуйста, — еле выдавила я из себя, — это не ты, случайно… Я не договорила, потому что вдруг увидела, как Колины уши и шея заливаются краской. — Так ведь я… — Болтушка ты, вот кто, — сказал Коля. Коля наконец справился со шнурком, встал и вышел из класса. И судьба моя такая плохая, такая плохая, что хуже не бывает! — Никто меня дома не заждался, тётя Нюра, — сказала я и поплелась из класса. Коля Лыков… Про Колю Лыкова мне и вспоминать не хотелось. Я медленно надела в раздевалке пальто и, еле волоча ноги, вышла на улицу. На улице шёл замечательный, лучший в мире весенний дождь! По улице, задрав воротники, бежали весёлые мокрые прохожие! Поздравление с днем рождения директору школы в прозе. Поздравляем нашего любимого и всеми уважаемого директора нашей прекрасной школы.

Желаем Вам всегда быть таким же ответственным и талантливым человеком, под чьим профессиональным и качественным руководством, наша школа совершенствуется год от года, все больше и больше.