Поздравление С Днем Рождения Директора Женщину Официальное

Во всяком случае, пока… Оленька пристально посмотрела на директора и после недолгого молчания вдруг спросила: – Александр Сергеевич, а вы в этой школе учились? – Да, я учился здесь и помню ещё старых учителей… Сильные были люди! – Сорванцом был, Ольга Семёновна, – раскатисто засмеялся Пускин. – Но мне многое прощалось, поскольку я учился хорошо. Мне всё давалось легко… – Если так, почему же вы не пошли в технический вуз? – Я всегда любил историю, это и определило выбор профессии. Хотя в детстве, представьте себе, я мечтал стать архитектором. – Вы будете удивлены, но я тоже, – Оленька задумчиво улыбнулась. – Родители были против… Не хотели, чтобы я уезжала из дома, я тогда рвалась в Москву, – Оленька потупила взор. – Но ведь на архитектора можно было отучиться и в Вознесенске? Но невероятное самолюбие диктовало мне совсем другое. И в пику родителям я пошла на филологический… Вот так. Да и работать, думаю, тоже будет интересно… Я надеюсь. – Однако мы отвлеклись, Александр Сергеевич… Покажите мне, пожалуйста, сад. Около двадцати минут директор самозабвенно рассказывал о том, как ученики школы, начиная с 1930 года, сажали плодово-ягодные деревья и кустарники, формировали уникальную коллекцию из редких растений, произрастание которых не характерно для средней полосы России.

– Ольга Семёновна, школьный сад – это ещё одна наша гордость: более 500 видов растений. – Можно сказать и так, – с гордостью ответил Пускин. – Сколько труда, Александр Сергеевич… Сколько труда!

– Без должного ухода, конечно, всё это не сохранить… Он поглядел на Оленьку и сказал: – Знаете, недалеко от сада есть старая сосна, ей, по мнению биологов, около трёхсот лет. – Оленька махнула рукой на извилистую тропу, ведущую из сада.

И они пошли к молчаливому исполину – свидетелю всех происходящих на селе событий. О, сколько могла бы поведать эта древняя сосна, будь у неё возможность говорить… На протяжении долгих лет она видела, как радовались и печалились люди, как они рождались и умирали, как сменялись эпохи.

Но одно было неизменным: когда люди хотели тишины, они приходили сюда – к ней. И под её сенью им становилось легко и свободно: душа томящегося наполнялась ясностью, в которой утешительно проступала истина. Под широкой кроной этого строгого долгожителя какими-то неизвестными умельцами давным-давно была поставлена небольшая кованая скамья. Перед глазами каждого, кто находился около сосны, открывался удивительный вид: внизу – в основании пологого склона – протекал ручей, огибающий тёмной лентой небольшие холмы, поросшие в некоторых местах осокой. Чуть дальше виднелись дачные домики, берёзовая роща и тёмно-синяя гладь Волги.

Так хорошо, что хочется просто смотреть и молчать… – прошептала Оленька. Минуты три они не сказали друг другу ни слова, вглядываясь в залитый солнцем окоём.

Первой нарушила молчание Оля: – Спасибо, Александр Сергеевич.

Собственно, поэтому я и торопился… Вы должны были увидеть всё это именно сейчас, когда солнце находится ещё высоко, но его лучи уже покрывают землю уютным предвечерним светом.

– Не удивлюсь, если вы когда-нибудь писали стихи, – сказала она серьёзным тоном.

Этот неожиданный вопрос поставил Пускина в тупик, но после небольшой паузы он всё-таки нашёл, что ответить: – Сильное стихотворение хочется перечитывать. А гениальная вещь уходит в народ… Это моё мнение, Ольга Семёновна. В университете я зачитывалась стихами Инны Кашежевой, многое наизусть помню. Мне нравится его стихошаг… – и он, жестикулируя, играя интонациями, прочёл: Я сладко изнемог от тишины и снов, От скуки медленной и песен неумелых, Мне любы петухи на полотенцах белых. Под жаркий шорох мух проходит день за днём, Благочестивейшим исполненный смиреньем, Бормочет перепел под низким потолком, Да пахнет в праздники малиновым вареньем. А по ночам томит гусиный нежный пух, Лампада душная мучительно мигает, И, шею вытянув, протяжно запевает. Так мне, о Господи, ты скромный дал приют, Под кровом благостным, не знающим волненья, Где дни тяжелые, как с ложечки варенье, Густыми каплями текут, текут, текут. – Куда уж больше, Александр Сергеевич… Так слушайте же, в ответ вам Инна Кашежева!

всяк жаждет приключения, ждёт фейерверка в булочной… В брезгливой своей гордости.

Был бы рад сразиться с вами… И потом проиграть вам не стыдно. – Предлагаю дуэль перенести на более подходящее время. – Я вас понял: сойдёмся в битве на литературном вечере.

– А я не буду, – Оленька коснулась ствола сосны, но, ощутив под ладонью мягкость смолы, тут же отдёрнула руку. – Очень самоуверенно… – не унимался раздухарившийся Пускин. Боюсь, наше бестолковое состязание на литературном вечере может затянуться до поздней ночи… Пускин засмеялся, покачал головой и мягко поглядел Оленьке в глаза: – Можете прочесть свои стихи? – Нет, не хочу… Пойдёмте обратно, Александр Сергеевич. – Мне кажется, наша прогулка породит немало домыслов и слухов… Нужно возвращаться, Александр Сергеевич.

– Ольга Семёновна, я думаю, повода для беспокойства нет. – Только пойдёмте уже… – Презентую вам целую корзину! И они, следуя верному курсу знакомой тропинки, через несколько минут были уже в школьном саду.

Ей около тридцати лет… Представляете, три года яблок не давала, думали, всё – не будет больше.

Отходит… А нынче, глядите, чудо какое – вся усыпана… Оленька не без удивления осмотрела крону яблони и тут же под ней заметила бельевую корзину, наполненную отборными ярко-жёлтыми плодами: – Александр Сергеевич, не эту ли корзину с яблоками вы мне решили презентовать?

– А мы корзину на веранде оставим, там прохладно – не испортятся. Пускин поднял корзину и бодрой походкой зашагал к общежитию, Оленька же, дабы не путаться под его ногами, семенила позади.

Через некоторое время они буквально влетели на крыльцо общежития и чуть не столкнулись с Аллочкой, та при виде бельевой корзины с яблоками съязвила в сторону своей товарки: – А что, грибов не было?

На что Александр Сергеевич с сознанием дела ответил: – Будут.

В следующие выходные пойдём знакомиться с окрестностями… Да, Поздравление С Днем Рождения Фин Директора Женщину Ольга Семёновна? – Я… – протянула ошарашенная Оленька, явно не желавшая идти в лес за всякими там обабками и валуями. Значит, в следующую субботу я вам рощу берёзовую покажу. Кстати, в роще мы, Ольга Семёновна, в начале мая проводим зарницу, вам обязательно нужно побывать там, – директорским тоном проговорил Пускин. Александр Сергеевич бросил убийственный взгляд в сторону Аллочки, учтиво попрощался со своей подопечной и, не оглядываясь, пошёл домой. Весь вечер Оленька была сама не своя… От усталости невыносимо хотелось спать, но из-за эмоционального возбуждения казалось, что сон не придёт и до утра. На воскресную службу Оленька опоздала, поскольку элементарным образом проспала.

Она в нерешительности подошла к храму, с минуту постояла перед входом; подняв глаза на икону Богородицы, перекрестилась и вошла. Служба уже закончилась, прихожане прикладывались ко кресту и молча расходились. Ольга Семёновна, не смея более сделать и шага, встала у дверей.

Ей казалось, что после пережитого ночного смятения, входить в храм нечестно… Отец Димитрий увидел её не сразу, а когда заметил, то подошёл: – Как я рад, что вы пришли… Здравствуйте! Почитание чудотворной иконы Божией Матери «Всецарица»! В нашем храме эта икона есть, пойдёмте я вам покажу.

Он осторожно взял Оленьку за руку и подвёл к образу: – Вот, Ольга Семёновна, «Всецарица»… Молятся ей об исцелении от тяжёлых недугов.

Много случаев знаю, когда она действительно помогла… Расскажу потом обязательно. Хотя предки вот наши, неграмотные крестьяне-лапотники, без молитвы и дела никакого не начинали. Матушку Богородицу чтили, поскольку она первая помощница… Во всём помощница великая наша: и в работе, и в немощах, и в скорбях. – Потихонечку, отец Димитрий… – Работать начнёте, легче станет – каждый день будет понятен. Нарисуете себе чего-нибудь худого да и поверите… – Тоска иногда находит, батюшка. – Это душа мается… А мается оттого, что мысли не в порядке. После исповеди внутри чистота настаёт… – отец Димитрий мельком посмотрел на паникадило.

– В первые часы такую лёгкость необыкновенную чувствуешь, будто ангелы на крылышках носят!

Но я ни разу не была на исповеди, – Оленька отвела взгляд.

– Самой в голову не приходило… Да и родители далеки были от Церкви – коммунисты. В любое время приходите – приму исповедь, – отец Димитрий легонько коснулся её руки.

Сложно будет сначала, потом привыкните… «Душа обязана трудиться…» – помните? Она глядела на отца Димитрия и удивлялась его неподдельной чистой простоте. Редко подобные люди встречаются, чтобы вот так: душа нараспашку, а лицо – лик ясный. – Нет… – щёки Оленьки слегка порозовели, и она, стесняясь, снова отвела глаза. Если вам что-то понадобится, то Татьяна, – и он указал на оглянувшуюся девушку, – подскажет. Татьяна, услышав слова батюшки, подошла к кадилу у иконы Богородицы и стала тщательно вытирать с его поверхности воск. Она ни разу больше не оглянулась, боясь смутить новую прихожанку. Отец Димитрий вернулся быстро и с кроткой улыбкой протянул учительнице новенький молитвослов. – Батюшка, сколько в вас терпения… – Так ведь терпение – это любовь и вера. Всех любить надо, мы ведь не знаем, какое борение внутри человека происходит, какое искушение каждый терпит и какой подвиг совершает.

– Мы и так все, как дети… Малые… – Оленька приложила молитвослов к груди. – Помоги, Господи… Пусть у вас всё складывается хорошо, Ольга Семёновна! Не грустите и, если что, не отчаивайтесь – вам сильной надо быть, души молодые взращивать. Но и много на себя не взваливайте, от неподъёмной ноши уныние может подступить. Кстати, Татьяна – ваша ученица будущая… Моя племянница. Девушка воцерковлённая, поэтому прошу я вас, Ольга Семёновна, вы уж возьмите её под своё крылышко, пожалуйста.