Поздравление С Днем Рождения Коллеге Учителю Завучу

) Продолжают приходить сочувственные письма, связанные с исключением Александра Исаевича из СП, копии посылаемых протестов. Вас нельзя отставить ни от литературы, ни от нашего народа и нашей страны. А вот грозное, с горьким юмором послание: "В Союз писателей СССР. Несколько лет назад исключили из Союза писателей Пастернака - лучшего из наших поэтов - и толкнули его к трагическому концу. Сейчас вы исключили Солженицына - самого большого современного прозаика. Это было правильное решение: и тому и другому Не место в ваших рядах. Никто не спрашивает мнение общественности на этот счет. Ведь не вы придумали исключить писателя, и не по своей воле, а по приказу какого-нибудь начальника, и не от хорошей жизни. Хотя нет, как раз от хорошей, чтобы она не стала вдруг плохой. Многие из вас, видимо, подумали: "Ну что из того, если я не проголосую за исключение?

Солженицыну это все равно не поможет, а меня век не будут печатать, а то и самого исключат. И прости-прощай все то, что так привычно окружает меня в этой славной жизни". И эта мысль, конечно, правильная: одна маленькая безболезненная подпись в протоколе несравнима с теми большими, материальными и моральными весомыми радостями, которые за нее даются.

Может быть, только одну деталь не Поздравление С Днем Рождения Коллеге Учителю Нач Кл представили вы себе до конца отчетливо. Знаете ли вы из истории литературы хотя бы одного хорошего писателя, который наряду с работой над большими вещами совершал бы такого рода поступки, как вы на этом злосчастном голосовании? Потому что это маленькое движение (одной рукой вверх) делает человека по таинственному закону природы творчески бесплодным. И если вы еще думаете показать себя миру, написать нечто настоящее, то будьте уверены, что это вам не удастся. Творчество же Солженицына не нуждается в чьей-либо защите. Сейчас написанное Солженицыным читают так жадно, так бережно передают из рук в руки, как никогда"1.

Например, 7 января в "Литературной газете" была помещена статья Сергея Михалкова "Подлинная литература - выражение народного духа". Например, на такой: "Есть ли возможность в вашей стране выражать различные вкусы и взгляды в искусстве? Если есть, то какие это вкусы и взгляды?" - Михалков отвечает, что все сводится к мировоззрению художника, что "если оно полностью противоречит мировоззрению и идеалам большинства членов общества, то оно неминуемо приходит в прямое столкновение.

Солженицына, основанные на его мировоззрении, пришли в столкновение со взглядом большинства членов добровольного творческого Союза писателей СССР, выраженными в уставе Союза писателей СССР. (В том месте, где Михалков говорит, что взгляды Солженицына пришли в столкновение со взглядами большинства членов СП, Александр Исаевич справедливо заметил на полях статьи: "А общество где же?") В статье Михалкова была еще такая фраза: "Идейно незрелый писатель это писатель (пусть даже талантливый!), который не достиг уровня передового общественного сознания". На следующий же день Би-би-си дало беседу Мориса Лейти в связи с новыми советскими доводами, оправдывающими то, как советские органы власти поступают с писателями, которые не соглашаются с ее идеологической линией. Морис Лейти замечает: "Михалков говорит, что взгляды Солженицына, основанные на его мировоззрении, противоречат взглядам большинства добровольной организации советских писателей и выраженных в уставе Союза советских писателей. Морис Лейти считает, что высказанное Михалковым признание того факта, что писатель может быть признан одаренным, даже если он ошибается в идеологическом отношении, является "более прогрессивным подходом", чем огульное осуждение сталинских времен". Однако он находит, что в этом подходе нет ничего нового. Пастернаком, литературные качества которого "вряд ли можно отрицать".

Далее Морис Лейти говорит о Солженицыне, что он пишет "с неистовой духовной страстностью; напоминает своим читателям об общечеловеческой и духовной порядочности" - о принципах, от которых советское общество "все еще далеко". Признание, что подавляются произведения одаренного писателя, вызывает у Мориса Лейти вопрос: сколько других одаренных писателей подвергаются такому же обращению? В заключение он говорит: "Одно, однако, бесспорно: какова бы ни была опасность развращенности в результате чрезмерной свободы на Западе, опасность полного падения нравов в результате безоговорочного подчинения официальной идеологии в советском обществе гораздо большая".

В январском номере журнала "Молодая гвардия" печатаются стихи А.

Сафронова "Восточная притча": На культовых колоколах. Все отыграл маэстро моды, И возопил: "Аллах, Аллах! Во мне бурлит младая кровь, Что злобу всю всосала, Хочу я бить и в глаз, и в бровь, По ряшкам, по сусалам. Лет десять потрезвонить!" Аллах ответил: "Не могу, Ты всем уже мешаешь. Ты людям надоел давно, Ты скоро канешь в Лету, Ты что ни скажешь - все равно. Солженицын впервые был напечатан семь с половиной лет назад. 14 января Генеральный секретарь Европейского общества писателей Дж. Вигорелли направил ряду советских писателей письмо с протестом против преследований А. Грибачев, который на страницах "Литературной газеты" разразился большой статьей "Слезы на экспорт". Сопоставив даты, Александр Исаевич комментирует на полях: "Месяц колебаний и поисков". "Отпев" Вигорелли за "вызывающе сепаратистский характер" действий, Н. Грибачев, тем не менее, возражает ему и по существу: "Я не принимал непосредственного участия в решении по делу Солженицына, но, во-первых, я целиком это решение поддерживаю, а во-вторых, это решение было единодушно одобрено на писательских собраниях всех наших крупнейших организаций". (Александр Исаевич подчеркивает волнистой линией (знак сомнения) все это во-вторых и на полях замечает: "и не московской и не ленинградской", ибо никакого единодушия там не было!") Н.

Грибачев поражается, что Вигорелли мог "уподобить советских писателей воробьям, которые так и накинутся" на него! (Снова - волнистая линия и на полях вопрос: "Не накинутся, ибо где прочесть?".

Р.) Грибачев обвиняет Вигорелли в "политическом примитивизме", заодно заявив, что Солженицын заработал свою популярность на Западе "главным образом назойливой политической тенденциозностью на сенсационной закваске". В оправдание заголовка статьи Грибачев пишет: "Вы, господин Вигорелли, буквально льете слезы над судьбой Солженицына.

Однако - говорю это Вам вполне искренне - льющаяся из Ваших глаз влага лишь понапрасну испортит Вашу жилетку, если Вы ее носите, так как все обстоит иначе: Солженицын имеет хорошую квартиру, жив, здоров, кроме того. никто не будет чинить ему препятствий, если Солженицын вздумает укрепить своей деятельностью итальянскую или какую-либо другую литературу. Но только - с чисто обывательской точки зрения, товарищ Грибачев! Заканчивается статья так: "Не хочу лицемерить и не шлю заверений в искреннем уважении - "декларация", Ваше письмо и метод их распространения ("И им уже нельзя рассылать?" - комментирует А. И.) ничего похожего на это чувство во мне не вызывает". Некий Эйхвальд направил Грибачеву открытое письмо, копию которого прислал Солженицыну: "Статьи, подобные упомянутой, не могут оставлять равнодушными честных людей и не должны оставаться без ответа. Прежде всего следует сказать, что вы берете на себя слишком много, единолично отстраняя справедливую коллективную критику международной организации в связи с бесчеловечным и необоснованным исключением из Союза советских писателей Александра Исаеви-ча Солженицына.

Все содержание вашей статьи только подтверждает тезис о нарушении основных прав человека в нашей стране.

Совершенно неуместно звучит ваше утверждение о вмешательстве во внутренние дела страны.

Есть, хотя и несовершенные еще, международные организации, есть Всеобщая декларация прав человека. Вы хотите, чтобы люди забыли, а молодежь не узнала ужасный период в нашей жизни с 1930 по 1956 годы.

Криками о вмешательстве во внутренние дела вы пытаетесь завуалировать беззакония и произвол, вновь чинимые у нас в стране и вновь в отношении лучших ее людей, и в том числе против А. Вы упрекаете Вигорелли за то, что он отделяет литературу от политики. Солженицына же вы обвиняете за слишком активное соединение литературы с политикой.

Лучшим подтверждением вашей неправоты является нежелание и боязнь опубликовать все произведения А. Их Поздравление С Днем Рождения Бывшему Учителю Коллеге боятся именно потому, что они правдивы и читатель это сразу поймет, сравнив их с жизнью. Вы и сейчас выполняете "работу" более ужасную, чем физическое уничтожение людей, - вы растлеваете души, пытаетесь убить в людях веру в самих себя и во все лучшее, на что способен человек. Вы всеми силами стараетесь заставить Солженицына стать "таким же, как все".

Но ведь на деле это означает лишить писателя яркой творческой индивидуальности и сделать его таким же тусклым и серым, как вся наша современная литература. А что это так и есть, свидетельствует факт отсутствия ярких имен и ярких произведений в списке на соискание Ленинских премий. Этот факт достоин большого сожаления и большой тревоги"1. В конце письма Эйхвальд, обыгрывая конец письма Грибачева к Вигорелли, пишет: "Я также не хочу лицемерить и не шлю заверений в уважении к вам".

4 марта в газете "Советская Россия" печатается фельетон Михаила Владимова. Нет, он не ездил за кордон, Да и туда не метил вроде: В краю родном, где был рожден, Живет при саде-огороде. Он числится как сочинитель, Но у него устав иной: Его призванье - очернитель.

Лишь недохваты, неустойки, Не трассу видит, а кювет, Не стройку видит - мусор стройки. Такие ценит он моменты, Когда срывает вдруг у Тех, С Той стороны аплодисменты. 24 марта состоялось открытие III съезда писателей РСФСР. В его речи звучали те самые ноты, которые, как это ни странно, когда-то звучали в письмах моего мужа в период войны. Конец 1943 года: "Наступающей зимой мы нанесли Гитлеру удар страшной силы. И если я доживу до тех пор, пока распустятся почки, я напишу тогда: "Дорогая моя . На границе войны отечественной и войны революционной. Перед тем как идти в Европу - последний привет с русской земли. На наших штыках - пролетарская революция, в нашем сердце - ленинизм"1. "Ты и все почти думают о будущем в разрезе своей личной жизни и личного счастья. А я давно не умею мыслить иначе, как: что я смогу сделать для ленинизма?

- Решетовской Н., сентябрь 1944 года, действующая армия. "Кроме ленинизма и желания всю жизнь отдать за него - все, что было дорого мне в 42-м году, или ниспровергнуто и -не хочется поднимать, или переосмыслено по-новому"1.

Так писал, так думал капитан Солженицын, менее всего в ту пору подозревая, что буквально через несколько месяцев после написания этих писем его арестуют и приговорят к восьми годам лагерей по 58-й (ПОЛИТИЧЕСКОЙ!) статье за то, что Ленин был для него больше, чем Сталин; за его разочарование в том, что война не принесла с собой революционного пожара в Европу.