Поздравление С Днем Рождения Руководителю Фольклорного Коллектива

Провал папской миссии во Франции, простите, в Западном королевстве франков, Мароция, естественно, попыталась обратить на пользу себе и во вред понтифику, для которого утверждение ребенка в сане одной из самых видных епархий Европы, стало позорнейшим позорным пятном на его биографии. Безусловно, блудница не преминула напомнить папе о его деянии после первого же упрека, последовавшего со стороны иерарха относительно ее вольного поведения. Но кто еще мог остановить падение в бездну греха умной, очаровательной и честолюбивой женщины, так рано испытавшей тяжелые удары судьбы, преданной своей родной матерью и отныне полагающейся только на себя? Но, увы, Теофилакт после инсульта, случившегося с ним при вести о гибели его сына, так до конца и не пришел в себя. Мало-помалу речь, пусть и тяжелая и замедленная, вернулась к нему, пришли в движение обе руки и ноги его, но от прежнего Теофилакта осталась только тень. С возвращением речи старый консул, прежде всего, нетвердым и заплетающимся языком подтвердил свое решение о том, что его старшая дочь от его имени должна стать правительницей Рима.

С тех пор он почти все свои дни проводил в Авентинской резиденции, которой формально распоряжалась Мароция, а фактически, с разрешения сестры, Теодора-младшая, и ничто более не занимало ум старого воина, как урожай слив или состояние подков лошадей его двора.

Таким образом, прошло уже пять лет с момента коронации Беренгария и битвы под Гарильяно, с момента, когда Мароция нежданно-негаданно, в течение короткого промежутка времени, получила в свои изящные, легкие ручки управление Римом и фактическое управление Тосканой, при этом оставаясь к тому же формальной соправительницей своего мужа, герцога Альбериха Сполетского. Острый ум ее и развившийся инстинкт самосохранения не позволили ей почивать на лаврах, она понимала, сколь призрачна ее власть и сколь иллюзорны присвоенные ей титулы. Да, она успешно продала свое тело Риму, в обмен получив на это голоса своих сенаторов, против которых могла в любой момент направить свои любовные чары, либо испепелить их семьи, сообщив пикантные подробности их несчастным супругам.

Что до Тосканы, то, предприняв короткую поездку в Лукку, она моментально ощутила неприязненное к себе отношение со стороны тамошних баронов и, немного поразмыслив, решила искать иную тропинку к их сердцам. На сей раз, все выглядело исключительно благопристойно. Собрав тосканскую знать и лукканский люд на площади перед базиликой Святого Фредиана, Мароция, опустившись перед всеми на колени, клятвенно пообещала народу Тосканы, что и дня не посмеет быть их правительницей, пока из тюрьмы не освободит им их графа Гвидо. Расчувствовавшаяся толпа со слезами умиления приняла Мароцию, а та, уже спустя два дня, взяв себе в охрану порядка пятидесяти тосканцев, отправилась в Верону, дабы исполнить свою клятву. В императорском дворце Мароция также действовала предельно осмотрительно и, прежде чем упасть к подагрическим ногам старого императора, которому не так давно собственными руками расстроила его свадьбу, она обратилась за помощью к новоиспеченной королеве Анне, которой рассказала о цели своего визита, сопроводив свой рассказ трогательной историей их отношений с Гвидо. Обе девушки, одна по наивности, другая с тонким расчетом, а вместе с красными от слез глазами, упали-таки ниц перед Беренгарием, и долго уговаривать старого сентиментального монарха не пришлось. К тому же сам Беренгарий понимал, что относительно Гвидо он тогда слегка переборщил, особенно его совесть мучили воспоминания о том, как буквально накануне своего строгого вердикта он прилюдно называл Гвидо своим сыном и, подтверждая слова существовавшим тогда обычаем, срезал локон с его головы. Перед ошеломленным Гвидо распахнулись ржавые ворота Мантуанского замка, но молодой граф, опережая намерения Мароции утонуть в его объятиях, прежде печально поведал ей о строгом запрете, предписанном ему его бесконечно любимой, а теперь и бесконечно несчастной матерью.

Берта Тосканская все эти долгие дни неутомимо металась по своей камере в Мантуе, бросая в окна своей темницы проклятия всем своим недругам, и в первую очередь Беренгарию, Мароции и Теодоре, желая тем скорой и мучительной смерти. Узнав о грядущем освобождении своего сына и о том, кто стал инициатором этого, Берта поспешила на свидание с ним, где под угрозой своего материнского проклятия запретила Гвидо вступать в близость с Мароцией.

Нет худа без добра, посчитала циничная маленькая герцогиня. Влюбленный Гвидо, монополизировав ее ложе, стал бы серьезной помехой в ее планах по укреплению ее власти в Риме, и о веселых кутежах пришлось бы забыть. А кутежи эти, между тем, уже дважды довели Мароцию до родов, и во дворе аббатства Святых Андрея и Григория, под строгим присмотром верной Ксении, резвились двое розовых пупсов-погодков, получивших при крещении имена Сергия и Константина. Сам факт рождения детей Мароция тщательно скрывала от мира и даже от своей матери, благо широкие бесполые одежды того времени и отменное здоровье позволяли ей до последних дней выходить в свет. Конечно, ее мать и папа Иоанн со временем навели справки, отчего аббатство Святых Андрея и Григория вдруг начало пользоваться столь пристальным вниманием герцогини Сполетской, взявшей эту святую обитель на свое содержание.

Но Теодора с Иоанном благоразумно приняли игру Мароции, решив не демонстрировать свою осведомленность ей и уж тем более ее наивному возлюбленному, который, быть может, и не питал особых иллюзий относительно целомудренности Мароции, но все же не подозревал о том, насколько все запущено.

Поэтому грозный запрет ревнивой Берты оказался даже весьма кстати. Повздыхав немного, приличия ради, со своим верным другом, Мароция лицемерно предложила тому отдать все на волю Божью, после чего Гвидо обосновался в своей Лукке, а Мароция, вернувшись в Рим, закрутила новую развратную карусель с помощью уже успевшей к этому моменту заскучать младшей сестры.

Мароция легко, среди груды утомленных любовью и вином тел, отыскала белоснежное тело Теодоры-младшей. Сестре шел уже двадцать пятый год, но умом и поведением она мало чем отличалась от капризного ребенка. Удовольствий, только удовольствий жаждала она в своей жизни и постоянного, ежеминутного и ежесекундного внимания мужчин. Количеству отношений она отдавала явное предпочтение перед качеством, и чем больше мужчин одномоментно владело ею, тем большее удовольствие она получала. Где-то исподволь присутствовало при всем при этом приглушенное соперничество со своей старшей сестрой. Мароция видела это, и Поздравление Руководителю С Днем Рождения От Коллектива Кратко охотно допускала это соревнование, ей нравилось распалять и зажигать свою сестру, а та порой становилась главной движущей силой в этих разудалых жертвоприношениях Венере, требуя от мужчин такого же к себе внимания и почтения, какое требует матка в пчелином улье или муравейнике. Этой ночью Теодора встречала лунный свет, не стыдясь и не пряча ни единого дюйма своей белоснежной кожи. Ее покой охраняли трое бравых братьев римского судьи, также не отягощенных душной и раздражающей тело одеждой. Вытянув вперед свою руку, она сравнила свою кожу со снегоподобной кожей Теодоры, затем она бесцеремонно разглядела и ощупала ее грудь, живот и бедра, и удовлетворенно качнула головой. Нет, решительно ни в чем она не выглядит старше своей сестры, и даже многочисленные роды не навредили ей. Ее кожа также упруга и нежна, как у Теодоры, ее бедра куда более круты и вызывающи, ее грудь не менее воинственно смотрит вверх. А ведь ей, между тем, уже шел тридцатый год, возраст для большинства женщин того времени критический, когда отсутствие элементарной гигиены, болезни и крутой нрав жизненных попутчиков превращали недавних дев в отталкивающего вида спивающихся старух. Нет, решительно, это иудейское снадобье, разысканное ею в библиотеке Агельтруды, и отныне, постоянно и в великой тайне, приготовляемое ею, творит великие чудеса. А может Создатель всего сущего за какие-то добродетели возблагодарил их род долгой, стойкой красотой и она просто беззастенчиво пользуется однажды излитой благодатью?

Разве найдется среди живущих такой скульптор, кто мог бы изваять столь совершенную фигуру и выточить, не сломав, ее тончайшие руки, ее изящный, как у греческих богинь, стан? Где тот художник, что мог бы в полной мере отобразить ее южный, волнующий и одновременно нежный цвет кожи, ее ювелирно очерченный контур лица с черной диадемой густых волос, ее неудержимо притягательные, яркие и сочные, губы?

И что, как не подарком из другого мира, могут считаться необыкновенные глаза ее, глубокие и вороные, в которых, порой казалось, мог провалиться весь существующий мир? Она знала свое главное оружие, она научилась им с преступной искусностью управлять. На печаль Творцу Вселенной, чьи старания и по сию пору оставались с ее стороны без благодарного возмещения. Услышав шаги Мароции, приподнял голову и оглядел ее мутными пьяными глазами один из баронов, прибывших накануне из Сполето. Мароция, забыв на время о своем сравнительном анализе, поневоле задержала на нем свой взгляд. Она вспомнила о своем муже, точнее о том, кто вот уже десять с лишним лет считается ее мужем. Примечательно, что она ни сном, ни духом не ведала о подписанном Альберихом согласии на расторжение их брака, ибо папа Иоанн решил до поры до времени не давать этому письму ход. Сам же сиятельный герцог Альберих медленно, но верно доводил и себя, и свое герцогство до ручки, а Мароция никаким образом не могла повлиять на это гибельное скольжение в пропасть. Вернувшись после Гарильяно с долгами еще большими, чем были до того, Альберих отгородился от всех в своем герцогстве, игнорируя приглашения из Рима, и сквозь зубовный скрежет общаясь поневоле со своими соседям из Тосканы, Беневента и Вероны. Мужественный некогда рыцарь продолжал спиваться, причем компания его друзей с течением времени прореживалась все сильнее, пока не исчезла вовсе. Доходя порой до белой горячки, он гонял своих слуг, и то сыпал проклятия в адрес Мароции, то, рыдая, звал из небытия своих верных друзей, погибших от сарацинских мечей, – Кресченция, Марка и Максима. Мароция всегда с презрением и жалостью Поздравление Руководителю Хореографического Коллектива С Днем Рождения слушала новости приходящие из Сполето. От Альбериха мысли Мароции, повинуясь логике, перешли к ее старшим детям, и она даже решила немедля навестить их. Старшие сыновья Мароции, Иоанн и Альберих Второй, неотлучно находились при ней и сегодня спали здесь же, в Башне Ангела. Покои сыновей Мароции были устроены на самом верхнем этаже башни, рядом с ее спальней, поэтому далеко идти не пришлось.

У дверей спален никого не было и Мароция первым делом приоткрыла дверь комнаты Иоанна.

При мимолетном пламени свечи Мароция оглядела полное румяное лицо сына, его каштановые волосы, его крючковатый нос, доставшийся ему в наследство от отца, папы Сергия Третьего.