Поздравления С Днем Рождения Из Газеты Коммерсант

Это была очень простая могила, окруженная маленьким садиком. На простом камне была вырезана надпись: «Здесь покоится Мария-Анна-Полина Панафье, умершая в 30 лет», а немного ниже – «Здесь покоится Луи Поль Панафье, умерший в 2 года.

Услышав шаги, он поднялся с колен и взглянул на посетительниц.

Узнав их, он вскрикнул, но быстро овладев собой, подошел к Луизе.

Взволнованная Луиза не могла ничего отвечать, за нее ответила Нисетта: – Господин Панафье, мне кажется, вы выбрали для скандала неподходящее место. – Скандал происходит из-за вашего, мадам, присутствия здесь – с презрением отозвался Панафье. – Здесь покоятся моя мать и мой ребенок, и я запрещаю таким женщинам, как вы, оскорблять своим присутствием их могилу. – Мсье, вы не имеете права говорить со мной в таком тоне. Я сопровождаю Луизу на могилу ее ребенка, и вы не имеете права запретить ей приходить сюда! – Вы говорите, что я не имею права отказаться от ее лицемерных молитв? – Это ребенок Луизы, и она имеет право называть его своим ребенком.

– прорычал Панафье и хотел броситься на Нисетту, забыв, что она женщина. Но та, видя гнев, мелькнувший в глазах Панафье, поспешно отступила, а Луиза, услышав оскорбление, победила свое волнение и бросилась к Панафье, чтобы остановить его. Говоря это, она опустилась на колени перед Панафье. Как часто бывает после сильного припадка гнева, Поль, увидев, что Нисетта уходит, а Луиза стоит перед ним на коленях, почувствовал, что слезы подступают к его глазам. И не стыдно тебе, Луиза, приезжать сюда с этой женщиной, которая губит тебя. – Луиза, – сказал он, – можешь ли ты уделить мне один час? – Приезжай ко мне, но ты должна согласиться еще на одно условие.

– Ты поклянешься на могиле нашего ребенка, что до завтрашнего дня не увидишься ни с кем, даже с Нисеттой. Говоря это, молодая женщина протянула руку по направлению к могиле своего сына. Иди в эту сторону, а я хочу остаться и поговорить с Нисеттой. Луиза не смела настаивать, но крупные слезы потекли по ее щекам, и она хотела опуститься на колени, но Панафье поднял ее. – Завтра мы придем сюда вместе, и ты успеешь тогда помолиться. Луиза опустила голову и послушно ушла со слезами на глазах. Когда Панафье увидел, что она исчезла на главной аллее, он направился к тому месту, где спряталась Нисетта. Опасаясь, как бы она не встретилась с Луизой, он поспешил к выходу из кладбища, но вскоре увидел Луизу, выходившую одну. Она плакала, и он заметил на ее руке громадный бриллиант, сверкавший в лучах солнца. Спрятавшись за маленькой будкой сторожа, он увидел, как Луиза села в карету. Она была одна, и он слышал, как она приказала кучеру ехать домой. – Я убежден, что Луиза не изменит данной клятве, а завтра будет видно. Затем, охваченный гневом и ревностью, он направился к Парижу. Придя домой, он все еще думал о сцене, которую пережил, и сам удивлялся своему мужеству, так как давно привык исполнять все желания Луизы. И при мысли о проявленной им жестокости слезы выступили у него на глазах. Он любил Луизу и чувствовал, что даже ее проступок не уменьшил его любви к ней. Одна мысль об аббате приводила его в ужас, и несмотря на презрение, наполнявшее его душу, и отвращение, которое он чувствовал к неверной, несчастный был вынужден сознаться самому себе, что обожает свою Луизу. – Но, – сказал он, – слезы сожаления ни к чему не приводят.

Я не могу и не хочу забыть Луизу, виновна она или нет. Я хочу ее спасти от той грязи, в пучину которой она бросилась. Сначала нужно спасти ее, а затем будет видно – люблю я ее или нет. Когда Поль проходил мимо привратницкой, ему сказали, что о нем спрашивали. – Молодой человек лет двадцати восьми или тридцати. Это молодой человек не особо приличного вида, но в то же время он и не рабочий. – Впрочем, он о вас мало знает, так как расспрашивал о вашем положении.

Сказал только, что должен вас видеть, но что вы его не знаете. После этого Панафье поспешно поднялся к себе и, приведя все в порядок, стал ждать.

Он открыл дверь, и в комнату вошел довольно бедно одетый молодой человек, с таинственным видом спрашивая: – Это я, – ответил Поль.

Незнакомец зашел, запер за собой дверь и огляделся, чтобы убедиться, что они одни. Панафье был очень удивлен его поведением, но незнакомец прибавил: Он вынул из кармана письмо и передал его Панафье со словами: – Прочтите скорее. Панафье поспешно распечатал письмо и прочел: «Поль! С той минуты, как я увидела тебя на кладбище, я плачу и страдаю.

Вся моя вина в том, что я любила тебя настолько, что стала ревновать к другой. Я хотела уничтожить твою привязанность, и за это наказана твоим презрением! Твой отказ приведет в отчаянье ту, что тебя любит и не заслуживает презрения, которое ты ей выказываешь. Но тут же ударил себя по лбу и вскричал: – А может быть, мне удастся многое узнать… В эту минуту в дверь снова постучали. Поль открыл и был немало удивлен, увидев Густава Лебо.

Панафье предложил посетителю стул, хотя посещение Густава не доставляло ему удовольствия. – Господин Панафье, – начал Густав, – мне кажется, что вы плохо меня знаете, и я хотел сказать вам, что я совсем не тот человек, за которого вы меня принимаете. Слава Богу, я могу сказать, что был несчастен, но не бесчестен. Панафье с большим удовольствием зажал бы рот Густаву, но позволил ему говорить. Густав, заблуждаясь по поводу молчания Панафье, продолжал говорить: – Видите ли, мсье, я дорожу уважением честных людей.

В полиции вас обманули, сказав, что меня обвинили в воровстве.

Один раз я был у ювелира и каким-то образом запонкой зацепился за ту часовую цепочку. Вы понимаете, я покраснел, попытался зажать ему рот, не желая, чтобы он говорил слова, которые, являясь справедливыми или нет, одинаково должны были повредить моей репутации. Что я держал цепочку обеими руками и что не только пытался зажать ему рот, но так сильно ударил его по лицу, что вышиб ему два зуба. Все это была ложь, но печальнее всего то, что следователь поверил ему, и меня осудили. Видя, как люди злы, и желая навсегда оградить себя от подобных случаев, я привязался к Женщине, которая была, для меня, как мать, навещала меня в тюрьме и, зная когда-то людей высшего круга, добилась помилования.

Тогда мои привязанность и благодарность к ней опять истолковали превратно и меня представили тем, кем я никогда не был.

– Бог мой, – сказал Панафье, – наши отношения будут чисто деловыми и очень непродолжительными, так что более близкого знакомства не требуется. – Извините, мсье, я хочу, чтобы меня знали таким, каков С Днем Рождения Мужчине Дмитрий Короткие Поздравления я в действительности. – Да, конечно, мсье, конечно, – повторил красавец Густав протяжным тоном, свойственным определенным слоям парижского населения. – Если вы хотите, то я скажу, что знаю вас лучше, чем вы меня. Я наводил о вас справки после нашей встречи у «Детей лиры Орфея».

– Одна женщина, даже не заслуживающая называться женщиной, которую ее постыдное ремесло один раз уже довело до скамьи подсудимых, и которая была бы осуждена, если бы не пользовалась покровительством высокопоставленных особ, разврату коих она потворствовала, женщина, теперь дающая обеды, когда-то любила вас. Она взяла вас тогда, когда вы бежали из мастерской, обокрав своего хозяина, чтобы начать жить с целой шайкой негодяев, промышляющих воровством. Вас должны были арестовать, но она заплатила вашему хозяину. Так как вы изменили ей Красивые Милые Поздравления С Днем Рождения с какой-то молоденькой девчонкой, то она поссорилась с вами. Когда вас вместе с вашей любовницей арестовали за воровство, подвергли суду и осудили, вы снова прибегли к помощи вашей первой возлюбленной и благодаря ее протекции были помилованы. Наконец Густав сказал: – Господин Лоре прислал меня сообщить вам сведения. – Человек, которого зовут аббатом, и который в клубах представляется Раулем, должен отправиться сегодня вечером в клуб на улице Омер. Будет настоящая игра, а в такие дни этот дом закрыт для всех. – Да, вы можете пройти через Поздравления С Днем Рождения Ларисе С Приколом двор, но ничего не увидите, так как все огни будут погашены. – Надо иметь особое приглашение от хозяина дома, которое он дает только тем, кого знает. – Вот вам одно – господин Лоре приказал взять для вас. С этими словами красавец Густав передал Панафье карточку в конверте. Панафье вынул ее и прочитал: «Господин С.Асор имеет честь просить господина Панафье провести у него вечер в субботу, пятнадцатого. Просит предупредить его, если господин Панафье не сможет быть, и в таком случае возвратить карточку». – Хорошо, благодарю вас, мсье, – прочитав, сказал Панафье. – Господин Лоре приказал мне быть в вашем распоряжении сегодня вечером. – Да, вы, может быть, понадобитесь мне, но только не там. – Вам нечего этого бояться, – ответил Панафье, – просто я буду там обедать с одной особой, о которой мне нужно кое-что узнать.

Будьте там, посмотрите на нее, а завтра я с вами встречусь. После этого красавец Густав ушел с самым веселым видом. Оставшись один, Панафье написал записку Ладешу и Пьеру Деталю, в которой назначил им свидание в 11 часов.

Затем, отослав записку, сел в фиакр и отправился к братьям Лебрен.

Братьев не было дома, а час обеда приближался, и он приказал кучеру ехать в предместье Сен-Дени.

В это же самое время Нисетта выходила из фиакра в предместье Сен-Дени, недалеко от улицы Энгиен, перед маленьким домом, который мы уже описали читателю.

Пройдя главные ворота, она поднялась на третий этаж, и, войдя в переднюю, спросила у толстой служанки: – Меня кто-нибудь спрашивал? Служанка поглядела на нее с глупым видом, не зная, что отвечать, потом позвала свою госпожу. Баландье тут же явилась со своей неизменной улыбкой. Как вы редко стали у меня бывать… Кого вы спрашиваете?

– Молодого человека, который, помните, приходил в тот день, когда мы обедали в отдельной комнате с аббатом. Баландье и Нисетта разговаривали в коридоре, служившем передней, в который выходила дверь кухни, освещенная коптившей керосиновой лампой. Вдруг раздался голос, казалось, выходивший из кухни. – Да, мы говорили о господине Поле Панафье, – повторила Баландье. Густав не желал давать объяснений и сказал: – Я встретил его. Нисетта была немного удивлена, что Панафье приказал оставить место за общим столом, так как надеялась пообедать с ним наедине, в отдельной комнате. Тем не менее, она поняла, что надо быть сдержанной, и, подумав о том, что ей предстоит провести с ним целый вечер, может быть, и более, она даже была довольна, потому что, обедая в обществе, он не решится ее упрекать. – Благодарю, – проговорила она, – я займу два места в конце стола. Нисетта вошла в большой зал тогда, когда садились за стол.