Стихи С Днем Рождения Лиза Красивые Поздравления

А потом, пятый «А» был в одном из флигелей при школьном дворе и докторша в самом деле могла запутаться, потому что она у нас бывала редко, постоянно она работала в первой школе.

— Покажите, — сказал Харлампий Диогенович и слегка приподнял брови. Стараясь сдерживаться и не выдать своей радости, я выскочил из класса. Я догнал докторшу и медсестру ещё в коридоре нашего этажа и пошёл с ними. Докторша улыбнулась так, как будто она не уколы делала, а раздавала конфеты. — Вам на следующем уроке, — сказала докторша, всё так же улыбаясь. — А мы уходим в музей на следующий урок, — сказал я несколько неожиданно для себя. Вообще-то у нас шли разговоры о том, чтобы организованно пойти в краеведческий музей и осмотреть там следы стоянки первобытного человека.

Но учительница истории всё время откладывала наш поход, потому что директор боялся, что мы не сумеем пойти туда организованно.

Дело в том, что в прошлом году один пацан из нашей школы стащил оттуда кинжал абхазского феодала, чтобы сбежать с ним на фронт. По этому поводу был большой шум, и директор решил, что всё получилось так потому, что класс пошёл в музей не в шеренгу по два, а гурьбой. Он не сразу взял кинжал, а сначала сунул его в солому, которой была покрыта Хижина Дореволюционного Бедняка. А потом, через несколько месяцев, когда всё успокоилось, он пришёл туда в пальто с прорезанной подкладкой и окончательно унёс кинжал. — Что вы, — сказал я, начиная волноваться, — мы собираемся во дворе и организованно пойдём в музей. — Да, организованно, — повторил я серьёзно, боясь, что она, как и директор, не поверит в нашу способность организованно сходить в музей. — А что, Галочка, пойдём в пятый «Б», а то и в самом деле уйдут, — сказала доктор и остановилась. Мне всегда нравились такие чистенькие докторши в беленьких чепчиках и в беленьких халатах. — Но ведь нам сказали — сначала в пятый «А», — заупрямилась эта Галочка и строго посмотрела на меня. Видно было, что она всеми силами корчит из себя взрослую. Я даже не посмотрел в её сторону, показывая, что никто и не думает считать её взрослой. — Какая разница, — сказала докторша и решительно повернулась. — Я малярик, — сказал я, отстраняя личную заинтересованности — мне уколы делали тыщу Красивые Стихи Поздравления С Днем Рождения Коллеге раз. — Ну, малярик, веди нас, — сказала докторша, и мы пошли. Убедившись, что они не передумают, я побежал вперёд, чтобы устранить связь между собой и их приходом. Когда я вошёл в класс, у доски стоял Шурик Авдеенко, и, хоть решение задачи в трёх действиях было написано на доске его красивым почерком, объяснить решение он не мог. Вот он и стоял у доски с яростным и угрюмым лицом, как будто раньше знал, а теперь никак не может припомнить своей мысли. «Не бойся, Шурик, — думал я, — ты ничего не знаешь, а я тебя уже спас». — Молодец, Алик, — сказал я тихо Комарову, — такую трудную задачу решил.

Он опять наклонился над своей тетрадью и аккуратно положил руки на С Днем Рождения Дочке Красивые Поздравления Стихи промокашку. Но вот распахнулась дверь, и докторша вместе с этой Галочкой вошли в класс.

Докторша сказала, что так, мол, и так, надо ребятам делать уколы. Если это необходимо именно сейчас, — сказал Харлампий Диогенович, мельком взглянув на меня, — я не могу возражать.

Шурик положил мел и пошёл на место, продолжая делать вид. Класс заволновался, но Харлампий Диогенович приподнял брови, и все притихли. Он положил в карман свой блокнотик, закрыл журнал и уступил место докторше. Доктор и девчонка раскрыли свои чемоданчики и стали раскладывать на столе баночки, бутылочки и враждебно сверкающие инструменты.

— сказала докторша, хищно высосав лекарство иглой и теперь держа эту иглу остриём кверху, чтобы лекарство не вылилось. Она это сказала весело, но никто не улыбнулся, все смотрели на иглу. — Будем вызывать по списку, — сказал Харлампий Диогенович, — потому что здесь сплошные герои. — Авдеенко, — сказал Харлампий Диогенович и поднял голову. Докторша тоже улыбнулась, хотя и не понимала, почему мы смеёмся. Авдеенко подошёл к столу, длинный, нескладный, и по лицу его было видно, что он так и не решил, что лучше: получить двойку или идти первым на укол. Он поднял рубаху и теперь стоял спиной к докторше, всё такой же нескладный и не решивший, что лучше. И потом, когда укол сделали, он не обрадовался, хотя теперь весь класс ему завидовал. И хотя он продолжал держать свои руки на промокашке, видно, это ему не помогало. Я старался как-нибудь его расхрабрить, но ничего не получалось. — Поздравления С Днем Рождения Вероники Красивые Стихи Я не могу отвернуться, — отвечал он затравленным шёпотом.

Главная боль, когда будут впускать лекарство, — подготавливал я его. — Я худой, — шептал он мне в ответ, едва шевеля белыми губами, — мне будет очень больно. — Ничего, — отвечал я, — лишь бы в кость не попала иголка. — У меня одни кости, — отчаянно шептал он, — обязательно попадут. — А ты расслабься, — говорил я ему, похлопывая его по спине, — тогда не попадут. — Я и так слабый, — отвечал он, ничего не понимая, — я малокровный.

— Худые не бывают малокровными, — строго возразил я ему. — Малокровными бывают малярики, потому что малярия сосёт кровь. У меня была хроническая малярия, и сколько доктора ни лечили, ничего не могли поделать с ней.

К тому времени, как Алика вызвали, он был совсем готов.

Теперь он стоял спиной к докторше, бледный, с остекленевшими глазами, и когда ему сделали укол, он внезапно побелел, как смерть, хотя, казалось, дальше бледнеть некуда. Он так побледнел, что на лице его выступили веснушки, как будто откуда-то выпрыгнули.

На всякий случай я решил запомнить, что у него есть скрытые веснушки. Это могло пригодиться, хотя я и не знал пока, для чего. После укола он чуть не свалился, но докторша его удержала и посадила на стул.

Глаза у него закатились, мы все испугались, что он умирает.

Харлампий Диогенович гневно посмотрел на меня, а докторша ловко подсунула ему под нос флакончик. Он сначала не открывал глаза, а потом вдруг вскочил и деловито пошёл на своё место, как будто не он только что умирал. — Даже не почувствовал, — сказал я, когда мне сделали укол, хотя прекрасно всё почувствовал. Помощница её быстро и небрежно протёрла мне спину после укола. Видно было, что она всё ещё злится на меня за то, что я их не пустил в пятый «А». — Ещё потрите, — сказал я, — надо, чтобы лекарство разошлось.

Холодное прикосновение проспиртованной ваты было приятно, а то, что она злится на меня и всё-таки вынуждена протирать мне спину, было ещё приятней. Докторша со своей Галочкой собрали чемоданчики и ушли. После них в классе остался приятный запах спирта и неприятный — лекарства. Ученики сидели поёживаясь, осторожно пробуя лопатками место укола и переговариваясь на правах пострадавших. — Откройте окно, — сказал Харлампий Диогенович, занимая своё место. Он хотел, чтобы с запахом лекарства из класса вышел дух больничной свободы. Он вынул чётки и задумчиво перебирал жёлтые бусины.

В такие промежутки он обычно рассказывал нам что-нибудь поучительное и древнегреческое. — Как известно из древнегреческой мифологии, Геракл совершил двенадцать подвигов, — сказал он и остановился.

— Один молодой человек хотел исправить греческую мифологию, — добавил он и опять остановился… Щёлк, щёлк. «Смотри, чего захотел», — подумал я про этого молодого человека, понимая, что греческую мифологию исправлять никому не разрешается. Какую-нибудь другую завалящую мифологию, может быть, и можно подправить, но только не греческую, потому что там уже давно всё исправлено и никаких ошибок быть не может. — Он хотел совершить тринадцатый подвиг Геракла, — продолжал Харлампий Диогенович.

Мы сразу но его голосу поняли, до чего это был фальшивый и никудышный подвиг, потому что, если бы Гераклу понадобилось совершить тринадцать подвигов, он бы сам их совершил, а раз он остановился на двенадцати, значит, так оно и надо было и нечего было лезть со своими поправками.

А этот молодой человек совершил свой подвиг из трусости… — Харлампий Диогенович задумался и прибавил: — Мы сейчас узнаем, во имя чего он совершил свой подвиг… Щёлк.

На этот раз только одна бусина упала с правой стороны на левую. Я почувствовал, что в воздухе запахло какой-то опасностью. Как будто не бусина щёлкнула, а захлопнулся маленький капканчик в руках Харлампия Диогеновича. — Мне кажется, я догадываюсь, — проговорил он и посмотрел на меня.

Я почувствовал, как от его взгляда сердце моё с размаху влепилось в спину. — Прошу вас, — сказал он и жестом пригласил меня к доске. — переспросил я, чувствуя, что голос мой подымается прямо из живота. — Да, именно вас, бесстрашный малярик, — сказал он. — спросил он спокойно, и — щёлк, щёлк — две бусины перекатились с правой стороны на левую.

Он ждал, что я буду проваливаться, и хотел, чтобы я проваливался как можно медленнее и интересней. Я смотрел краем глаза на доску, пытаясь по записанным действиям восстановить причину этих действий, но ничего сообразить не мог. Тогда я стал сердито стирать с доски, как будто написанное Шуриком путало меня и мешало сосредоточиться. Я ещё надеялся, что вот-вот прозвенит звонок и казнь придётся отменить. Но звонок не звенел, а бесконечно стирать с доски было невозможно.

Я положил тряпку, чтобы раньше времени не делаться смешным.

— Мы вас слушаем, — сказал Харлампий Диогенович, не глядя на меня.

— Артиллерийский снаряд, — сказал я бодро в ликующей тишине класса и замолк. — Дальше, — проговорил Харлампий Диогенович, вежливо выждав.

— Артиллерийский снаряд, — повторил я упрямо, надеясь по инерции этих правильных слов пробиться к другим таким же правильным словам. Но что-то крепко держало меня на привязи, которая натягивалась, как только я произносил эти слова. Я сосредоточился изо всех сил, пытаясь представить ход задачи, и ещё раз рванулся, чтобы оборвать эту невидимую привязь. — Артиллерийский снаряд, — повторил я, содрогаясь от ужаса и отвращения.

Я почувствовал, что наступил критический момент, и решил ни за что не делаться смешным, лучше просто получить двойку. — спросил Харлампий Диогенович с доброжелательным любопытством.

Он спросил это так просто, как будто справлялся, не проглотил ли я сливовую косточку. — Да, — быстро сказал я, почувствовав ловушку и решив неожиданным ответом спутать все расчёты.

— Тогда попросите военрука, чтобы он вас разминировал, — сказал Харлампий Диогенович, но класс уже и так смеялся. Смеялся Сахаров, стараясь во время смеха не переставать быть отличником. Смеялся даже Шурик Авдеенко, самый мрачный человек нашего класса, которого я же спас от неминуемой двойки. Смеялся Комаров, который хоть и зовётся теперь Аликом, а как был, так и остался Адольфом. Глядя на него, я подумал, что, если бы у нас в классе не было настоящего рыжего, он сошёл бы за него, потому что волосы у него светлые, а веснушки, которые он скрывал, так же как своё настоящее имя, обнаружились во время укола.